Он не просит и не учит — он просто стоит. Как свидетель всех эпох, в чьих глазах — усталость тысячелетий. Его тело — словно карта из трещин, звуков, песчинок и снов. Птицы садятся на него, как на скалу. Потому что он — неподвижен. Потому что жив. Он держит инструмент — но не играет. Он знает: в некоторых мирах даже звук может стать преступлением. И потому его песня — не мелодия, а молчание. Это не портрет. Это портал. Через уязвимость, через беспомощность, через страх — к внутренней тишине. И если долго смотреть, кажется, что ты слышишь голос. Не снаружи. Из себя. YAZƏM — это состояние, в котором молчание — не пустота, а глубина. Где неподвижность — не слабость, а сила стоять, когда всё рушится. Где уязвимость — не щель, а вход. В себя. В другого. В правду.