Он больше не человек — он остаток. Осколок когда-то живого. Свет над ним — как палач, освещающий сцену медленного самоубийства. Бутылки — персонажи: одна врёт, что лечит, другая — что спасёт, третья — что всё уже неважно. Краска сдирается, как кожа. Внутри — пустота, покрытая слоем дешёвой иллюзии. Он даже не пьёт — он тонет. Молча, грязно, без драки и трагедии. Человек, как мясо — с прожилками боли, с синяками от памяти. Он стёр своё имя, стёр лицо, осталась поза: сгорбленный, сломанный, тянущийся за забвением. Это не драма. Это будни. YAZƏM — про тех, кто умер сто раз, но всё ещё шевелится.